Клад, о котором пойдет речь, был впервые упомянут в 1843 году А. Д. Чертковым (1789–1858), – известным российским историком, археологом, нумизматом, – в труде «Описание войны великого князя Святослава Игоревича против болгар и греков в 967–971 годах». В примечании к эпизоду об убийстве князя Святослава печенегами 1 Чертков цитирует письмо А. Н. Оленина (1763–1843), который писал ему, что «лет тридцать тому назад попался в рыбачий невод, в Днепровских порогах, серебряный сосуд с Греческой надписью; в нем найдены были монеты Византийских императоров: Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия и медный складной ключ». Далее Чертков сообщал, что «все это предполагалось изобразить в „Древностях Российского государства“, которые приготовлял к изданию покойный президент Академии художеств, и может служить новым и живым доказательством, что Святослав, с воинами своими, погиб в Днепровских порогах: иначе каким образом могли бы попасть в эти пучины именно монеты Никифора и Цимисхия, двух Цареградских владык, воевавших с нашим великим князем? Также и серебряный сосуд есть конечно одна из добыч наших Руссов, отправившихся обратно во свояси „взем имение много у Грек и полон бесчислен“, как говорит наш летописец» 2.     Располагая только этим свидетельством и не имея изображений монет, исследователи в дальнейшем датировали сокрытие клада концом X века, а время его находки обозначали либо началом XIX века, либо 1813 годом, исходя в последнем случае из года издания труда Черткова и вычтя 30 лет, о которых писал Оленин.     В XX столетии о кладе упоминал Л. А. Мацулевич (1886–1959) в работе «Серебряная чаша из Керчи» 3. Он указывал как на аналогию одного из сосудов, которые исследовал, на «кувшин из Эрмитажа (инв. № Виз 52/1) с той же надписью, найденный в начале XIX ст. на Днепровских порогах вместе с монетами Никифора Фоки (963–969) и Иоанна Цимисхия (969–976)» 4. Более подробно Мацулевич этот памятник не анализировал, а также не упоминал о наличии в кладе, из которого он происходит, медного ключа, хотя монеты отметил. Важно, однако, что здесь впервые был указан Эрмитаж как место хранения кувшина.     В монографии «Русские клады IX–XIII вв.» Г. Ф. Корзухина (1906–1974) уточнила, что сосуд, найденный около 1813 года в Днепровских порогах, был бронзовый с серебряной насечкой и надписью греческими буквами по горлышку «ΦΟΝΥΔAΤΕ ΦΟΝН…Ν» (в монографии приводится его фотография). Кроме того, говоря о бронзовом ключе, Корзухина отметила, что такие ключики с подвижной бородкой хорошо известны по находкам в Херсонесе, а также встречаются и в Древней Руси; например, подобный ключ был найден в 1936 году в Киеве на улице Петровского в парном погребении X века. Фотография ключа, как и монет, в работе отсутствует. Осторожнее, чем Чертков, подходила исследовательница к вопросу об интерпретации обстоятельств тезаврации клада, не связывая его с убийством Святослава. «Монеты, действительно, синхронны его княжению, – отмечала Корзухина, – но они могли попасть в Днепр также в результате аварии, постигшей судно, плывшее из Византии в Киев. Не исключена возможность, что причиной гибели судна были те же печенеги, нападавшие на караваны в этом трудно проходимом месте» 5.     Клад с Днепровских порогов со ссылкой на все указанные выше публикации был включен в топографию находок византийских монет В. В. Кропоткина (1922–1993) 6.     С некоторыми уточнениями и новыми архивными ссылками клад упоминался в 2005 году в докладе И. П. Медведева «Византийская тема в рукописном наследии А. Н. Оленина», изданном в 2007 году. Медведев цитировал письмо Оленина к Д. П. Попову (1790–1864), который в 1820 году впервые перевел на русский язык «Историю» Льва Диакона и прислал Оленину экземпляр этой книги. Выражая искреннюю благодарность за удовольствие видеть на русском языке труд византийского историка, Оленин поделился с Поповым своей идеей прокомментировать те разделы сочинения византийского историка, которые имеют отношение к русской истории, изображениями памятников искусства тех времен. «Для этого, – писал Оленин, – я рассудил поместить, между сими последними, приготовленные мною еще в 1813 году три гравированные доски. На них изображен Святослав по описанию Льва Диакона и найденный в Днепровских порогах (уповательно в том месте, где Святослав был убит печенегами) церковный старинный греческий сосуд, наполненный монетами императора Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия, с изложенным древним медным ключом. Памятники, современные Святославу, изображены на тех досках с самою тщательною точностью» 7. Ил. 1. «Виньета» А. Н. Оленина со сценой гибели князя Святослава. Отдел письменных источников Государственного исторического музея     Та же информация, со ссылкой на доклад Медведева, приводится в монографии В. М. Файбисовича «Алексей Николаевич Оленин. Опыт научной биографии» 8.     До недавнего времени только этими данными исчерпывались сведения о кладе, причем его монетная часть была изложена в литературе довольно скудно, даже без указания количества монет. Не приводился также и общий вес клада, имеющий значение для интерпретации комплекса. Ил. 2. Рисунки вещей из клада, подготовленные А. Н. Олениным. Отдел письменных источников Государственного исторического музея     В 2014 году один из авторов настоящей статьи, работая в Отделе письменных источников Государственного исторического музея, изучал документы фонда Черткова и обнаружил среди них то самое письмо Оленина, выдержку из которого цитирует в своей работе Чертков. И что особенно важно – к письму были приложены рисунки с изображением «виньеты» (ил. 1) и всех вещей из клада, найденного рыбаками в Днепре (ил. 2). Эти документы впервые дают нам возможность судить о монетной части клада, а содержащаяся в них информация в корне меняет прежние представления о времени тезаврации комплекса. Приведем наиболее важные выдержки из письма:     «Милостивый государь Александр Дмитриевич!     Не имев чести лично быть знакомым Вашему Превосходительству, но наслышан от моего досужего и любезного художника Г. Академика Федора Григорьевича Солнцева о любви Вашей к отечественным Древностям, я ни мало не усомнился поручить Г. Солнцеву, просить Вас, Милостивый Государь, о дозволении срисовать для будущего издания Древностей Российского Государства изображения Великого нашего Князя Святослава Игоревича, будучи уверен, что Вы, как истинный любитель отечественной древности, не откажете мне в моей покорнейшей просьбе. Я не обманулся в моем предположении и вместо одного рисунка получил по благосклонности Вашей не только облик В. К. Святослава Игоревича, но и противоборствующего ему Царя Цимисхия. <…> Ил. 3. Фоллисы Никифора II Фоки (963–969) из клада с Днепровских порогов Ил. 4. Анонимные фоллисы из клада с Днепровских порогов: а – Класс А1 (970–976); б – Класс А2 (976– 1030/35); в – Класс В (1030/35–1042); г – Класс С (1042–1050); д – Класс G (1065–1070); е – Класс Н (1070–1075)     Не в замене сих драгоценных подарков, но единственно для Вашего любопытства, я при сем препровождаю некоторые опыты мною сделанные, относящиеся к деяниям и к несчастной кончине Святослава Игоревича. <…>     Приготовляясь, с давнего уже времени, к изданию Древностей Российского Государства [здесь и далее подчеркивание оригинала. – В. Г., П. Г.], я сочинил так называемую виньету к титульному или выходному листу, в которой (резьбой по дереву) представлена тень Святослава и его дружины, гребущих вместе со своим князем в Днепровских порогах, где Святослав был обречен смерти!     На скале виднеется сосуд серебряный, принадлежавший церковному обряду водоосвящения. Сей сосуд, попавший в рыбачий невод в Днепровских порогах, лет тридцать тому назад мне подарен был покойным Николаем Федоровичем Хитрово. В нем были найдены монеты византийские Царей Никифора и Цимисхия, и сверх того медный складной ключ. Греческая надпись [на сосуде. – В. Г., П. Г.] гласит: Глас Господен на водах вопиет, глаголя.     Сей сосуд, монеты и ключ представлены в гравированных на меди двух оттисках, приложенных здесь к виньете» 9.     Прекрасно сделанные Олениным прорисовки монет позволили точно определить их типы и даже – в случаях перечеканки – увидеть предыдущий тип. Уточнение атрибуций монет изменяет датировку тезаврации клада, омолаживая его на целое столетие. Следовательно, клад не мог иметь отношения к событиям конца X века, как это предполагали Оленин и Чертков, а вслед за ними и другие исследователи.     Однако предложенная Олениным атрибуция монет не была лишена оснований, поскольку опиралась на научные представления начала – середины XIX века. В то время нумизматы полагали, что все анонимные фоллисы c изображениями Христа относились к правлению Иоанна I Цимисхия, а фоллисы с изображениями разного вида крестов – к выпускам крестоносцев 10. Накопление большого фактического материала, особенно анонимных фоллисов с перечеканенными изображениями, давшими возможность проследить последовательность их выпусков, а также результаты археологических раскопок в Греции позволили исследователям XX века распределить чеканку анонимных монет по типам и хронологии. В настоящее время выявлено более десяти классов анонимных фоллисов, чеканка которых продолжалась с 970 по 1091 год 11.     Судя по прорисовкам на листе 153, в кладе было двенадцать монет: пять фоллисов Никифора II Фоки (963–969) (ил. 3), два из которых перечеканены на фоллисах Константина VII (913–959), и семь анонимных фоллисов (ил. 4), только один из которых – класса А1 (970–976) – относился ко времени правления Иоанна Цимисхия. Остальные анонимные фоллисы распределяются таким образом: Класс А2 (976–1030/35) – 2 экземпляра, перечеканены на фоллисах Константина VII и Никифора Фоки; и по одному экземпляру фоллисов класса В (1030/35–1042), класса С (1042–1050), класса G (1065–1070) и класса Н (1070–1075).     Кроме того, на листе с изображением кувшина без каких-либо пояснений помещена прорисовка еще одной монеты – фоллиса Льва VI Мудрого (886–912) (ил. 5). Атрибуция этой монеты не могла бы вызвать затруднения у Оленина, однако он нигде не упоминает ее в составе комплекса. Не исключено, что фоллис Льва VI присутствовал в кладе, но поскольку он не относился к выпускам, современным событиям, связанным с русским князем Святославом, Оленин не акцентировал на нем свое внимание. Если же монета не имела отношения к кладу, трудно объяснить причину помещения ее прорисовки вместе с вещами клада. Ил. 5. Фоллис Льва VI Мудрого (886–912) из клада с Днепровских порогов (?)     Поиски монет из клада в собрании Отдела нумизматики Государственного Эрмитажа не увенчались успехом. Как оказалось, они и не могли быть успешными. Из документов архива Эрмитажа и Российской национальной библиотеки удалось выяснить, что в 1852 году из Публичной библиотеки в Императорский Эрмитаж были переданы хранившиеся там с давних времен, как гласит сопроводительное письмо, «разные предметы художественные, археологические и этнографические, которые… могли бы найти себе более соответственное место в коллекции Императорского Эрмитажа». Из числа этих памятников в Эрмитаж поступил только бронзовый сосуд из клада, без упоминания о его принадлежности Оленину 12. Местонахождение ключа и монет пока остается неизвестным. Возможно, монеты входили в личную нумизматическую коллекцию Оленина, которая была у него похищена, как с сожалением замечала его дочь Варвара Алексеевна 13.     Документы из фонда Олениных в Отделе рукописей РНБ помогли уточнить некоторые детали, касающиеся находки клада. Так, в небольшом деле от 12 мая 1840 года представлен рисунок сосуда с пояснительным текстом на французском языке, почти полностью идентичном информации, изложенной в письме Оленина Черткову, написанному пятью месяцами позже. Но в тексте есть небольшое важное для нас примечание, не упомянутое в письме Черткову: «Эти особенные памятники византийского искусства были мне подарены генерал-майором Николаем Хитрово в 1812 году» 14. Таким образом, 1812 год является на сегодняшний день terminus ante quem находки клада. Пока не удалось выяснить, когда и при каких обстоятельствах клад попал к Н. Ф. Хитрово (1771–1819).     После смерти Оленина дело по завершению издания «Древностей Российского государства» и все подготовленные им материалы были переданы С. Г. Строганову (1794–1882). Под его руководством вышло шесть томов этого труда 15, однако туда не были включены «виньета» с изображением Святослава и прорисовки монет, как это планировал Оленин. Пока не выяснено нынешнее местонахождение трех гравированных досок с изображением «виньеты», ключа и сосуда из клада.     Итак, научное и эпистолярное наследие Оленина, сохранившееся в архивах Москвы и Санкт-Петербурга, помогло пролить свет на монетный состав клада с Днепровских порогов. Немного грустно расставаться с красивой историей, предложенной Олениным, о связи этого комплекса с убийством князя Святослава Игоревича. Но благодаря ей Оленин заинтересовался кладом и сделал рисунки с изображением монет и вещей, которые в свою очередь помогли нам точно атрибутировать монеты. Новая информация о монетной части, в корне меняя прежние представления о времени тезаврации клада, ставит задачу изучения комплекса в контексте исторических и культурных реалий конца XI века.     Путь из варяг в греки функционировал и в это время, прохождение через Днепровские пороги было по-прежнему опасным, поэтому в конце XI века кувшин с содержимым мог попасть в Днепр и в результате аварии, погубившей судно, и при нападении кочевников на купеческий или иной караван. Рассматривать этот комплекс как временно сокрытое имущество вряд ли целесообразно: воды Днепра – неподходящее место для тезаврации, а скалистые берега реки в районе порогов (если предположить, что вещи были спрятаны там) исключали вероятность размыва берега с последующим попаданием клада в воду.     На наш взгляд, композиция клада показывает, что все компоненты в нем подобраны не случайно, а с конкретной целью, возможно, апотропеической. В таком случае клад можно расценивать как безвозвратный, а его нахождение в воде приобретает объяснимый характер, например, вотивного приношения водной стихии, чтобы обеспечить безопасное плавание.     Обращает на себя внимание, что все вещи из клада – византийского производства и все они бронзовые, последнее достаточно редко присуще монетно-вещевым комплексам. Хозяином и инициатором клада в равной степени мог быть и византиец (в том числе херсонесит), и русич, и житель Балкан, поскольку представленные в комплексе вещи бытовали в перечисленных регионах, а также использовались в магических и ритуальных целях как по отдельности, так и в совокупности.     Количество монет в кувшине было невелико, что также может свидетельствовать о ритуальном характере депозита: монеты хорошо звенят в полупустом сосуде, выполняя таким образом функцию оберега, отпугивающего злые силы. Наличие ключа (ил. 6) в кладе свидетельствует о стремлении, с одной стороны, символически уберечь вещи, а с другой – отвратить опасность 16. Клады с ключами или замками (в качестве апотропея оба эти предмета взаимозаменяемы) зафиксированы на территории Руси начиная с XI века 17. Но все они были найдены в земле, большинство – в глиняных сосудах, вещи и монеты в них были золотыми или серебряными, а замки и ключи – железными. Это были депозиты, которые владельцы надеялись со временем извлечь из тайника. Бронзовый ключ из клада с Днепровских порогов имеет аналогии: это ключи X–XII веков, найденные в Херсонесе, производство которых локализуют в Северном Причерноморье 18, а также ключи из ряда погребений на территории Древней Руси (Киев, Гнёздово, Кветунь) 19. Ил. 6. Ключ из клада с Днепровских порогов     Бронзовый кувшин (ил. 7) датируется IX веком. Помимо клада с Днепровских порогов известны и другие случаи находок подобных кувшинов в контексте XI века. Так, аналогичный бронзовый сосуд был найден в Сербии в Понтес-Троянов мост под Костолой в вещевом кладе XI века вместе с застежками от книги и другими предметами. Автор публикации сербского комплекса связывает клад с событиями войны славян с Византией в 1072 году. Надпись на кувшине он сопоставляет с чином Богоявления, а сосуду приписывает богослужебный характер 20.     В свое время Оленин также счел кувшин церковным сосудом для освящения воды, однако с этим суждением трудно согласиться. Сама форма бронзового кувшина из клада противоречит этому: узкое горлышко не позволяет отнести его к литургическим сосудам, поскольку в него просто невозможно опустить крест для освящения воды 21. Кувшин мог служить скорее бытовым, чем литургическим целям, а надпись на нем имела апотропеический смысл. Она является цитатой из 28-го псалма: «Φωνὴ Κυρίου ἐπὶ τῶν ὑδάτων, ὁ Θεὸς τῆς δόξης ἐβρόντησε, Κύριος ἐπὶ ὑδάτων πολλῶν». Синодальный перевод: «Глас Господень над водами; Бог славы возгремел, Господь над водами многими» (Пс. 28:3). В Византии достаточно рано сложилась традиция приносить домой и хранить святую воду. Иоанн Златоуст писал в 387 году: «В этот праздник все, почерпнув воды, приносят ее домой и хранят во весь год, так как сегодня освящены воды; и происходит явное знамение: эта вода в существе своем не портится с течением времени, но, почерпнутая сегодня, она целый год, а часто два, и три года, остается неповрежденной и свежей…» 22 В этой связи соответствующие стихи 28-го псалма могли рассматриваться сами по себе как имеющие освятительное, охранительное и апотропеическое значение без дополнительного совершения богослужебного ритуала. Ил. 7. Кувшин из клада с Днепровских порогов. Инв. № 1988/1. Государственный Эрмитаж Ил. 8. Статуэтка бога Диониса римского времени. Инв. № 1864 2/2. Государственный Эрмитаж     Подтверждением этому может служить бронзовая статуэтка бога Диониса римского времени (ил. 8), на которой был выгравирован поясок с текстом фрагмента 28-го псалма, как и на кувшине из клада, что говорит о важности этого текста как апотропея, причем не только применительно к воде. Кроме надписи, на статуэтке имеются клейма с монограммами, которые раскрываются как «Господи, помоги Варфоломею, сыну Тимофея». По мнению В. Н. Залесской, статуэтка Диониса, образ которого занимал одно из главных мест в символике византийского антика, использовалась для хранения памятного вложения неким христианином Варфоломеем, то есть служила для нужд личного благочестия. Исследовательница датировала надписи VIII веком 23.     Но если в доиконоборческую эпоху (то есть до середины VIII века) в византийских магических и ритуальных практиках широко использовались языческие символы, то после победы почитателей икон в IX веке наблюдалась устойчивая и стабильно развивающаяся тенденция употреблять в качестве оберегов и апотропеев предметы, имеющие изображения и надписи с христианской символикой, в том числе и монеты. Среди советов Кекавмена (около 1020 – после 1081) есть рекомендация заменить языческие филактерии крестом, священными реликвиями или иконками с образами Христа, Богоматери и святых 24. В качестве небольших иконок, которые удобно постоянно носить при себе, как полагают исследователи, могли служить византийские монеты или монетовидные объекты, прекрасно подходящие для этих целей 25. К XI веку, времени жизни Кекавмена, в византийской монетной чеканке было много великолепных образцов монет с изображениями Христа и Богоматери (ил. 9). Ил. 9. Византийские монеты XI века с изображениями Христа и Богоматери: а – Константин VIII (1025–1028), инв. № ОН-А-Аз-4173; б – Роман III (1028–1034), инв. № ОН-А-Аз-4183; в – Константин IX (1042–1055), инв. № ОН-А-Аз-4194; г – Исаак I (1057–1059), инв. № ОН-А-Аз-4662; д – Константин X (1059–1067), инв. № ОН-А-Аз-4664; е – Роман III (1028–1034), инв. № ОН-А-В-4312; ж – Константин IX (1042–1055), инв. № ОН-А-В-4245. Государственный Эрмитаж Ил. 10. Медные монеты Александра Македонского: а, б – инв. № ОН-А-ДГ-6196; в – инв. № ОН-А-ДГ-6209. Государственный Эрмитаж     Если говорить о монетах как оберегах, то для византийцев было характерно в доиконоборческую эпоху использовать в этом качестве медные монеты Александра Македонского (ил. 10). После победы иконопочитателей стал популярен образ святого Константина. Из письма Михаила Италика (середина XII века) известно, что в его время золотые монеты с изображением Христа на лицевой стороне и двух правителей на оборотной приписывали чеканке Константина Великого и полагали, что император изображен там вместе со святой Еленой 26. В обиходе такие монеты называли «константинаты». В действительности, образ святого Константина на византийских монетах впервые появился при императоре Алексее III Ангеле (1195–1203) (ил. 11), то есть спустя полвека после смерти Михаила Италика. Следовательно, автор письма, во-первых, приписывает Константину Великому явно не выпуск этого императора (монет Константина I с изображением Христа не существует), а гораздо более позднюю византийскую монету, поскольку образ Христа получил широкое распространение в монетной чеканке Византийской империи с IX века. Во-вторых, монета, о которой шла речь в письме Италика, была уже достаточно древняя для человека XII столетия, коль скоро он ее не признал как византийскую. Это говорит о том, что для магических целей использовали монеты, давно вышедшие из обращения. Свидетельство Италика важно также для понимания причин использования монет как апотропеев. Объясняя природу магической сущности монеты, он писал: «Она исходит от какой-то божественной силы, которая, возможно, была введена в монету инструментами чеканщиков, и которая дает носящему ее иммунитет против злых сил» 27. По мнению Г. Макгвайра, это показывает, что при использовании монет в магических целях важнее были сами монеты, а не изображенные на них образы и символы 28. Ил. 11. Алексей III Ангел (1195–1203). Трахея с изображением св. Константина. Биллон. Позолота. Инв. № ОН-А-В-4756. Государственный Эрмитаж     Изучая данные кладовых комплексов, а также выявляя монеты с отверстиями в собраниях Дамбартон Оукс (Вашингтон) и Национальной библиотеки (Париж) и анализируя особенности их использования в более позднее время, чем они были отчеканены (есть свидетельства для Балкан XVII века и Леванта XIX века), С. Морриссон пришла к выводу, что любая византийская монета с изображением двух персонажей на одной стороне и Христом на другой могла почитаться как «константинат» 29. Добавим, что по свидетельству архимандрита Антонина, в XIX веке благочестивые греки носили на груди, считая монетами Константина Великого, все выпукло-вогнутые византийские монеты 30.     Все сказанное о монетах в византийской магии призвано подчеркнуть, что независимо от того, употреблялись ли они в магических или благочестивых целях, это были уже вышедшие из обращения выпуски. В свете этого представляется маловероятным, что клад с Днепровских порогов был инициирован византийцами, поскольку для них фоллисы этого времени были обиходной монетой. То же самое можно сказать и о населении Балкан, где византийские фоллисы также находились в обращении. Гораздо больше оснований рассматривать этот комплекс в контексте реалий Древней Руси; монеты из клада характерны и для находок на ее территории и – в большей степени, что естественно, – для Херсонеса, игравшего важную роль в контактах с жителями Древней Руси.     После принятия христианства на Руси традиция использования христианских образов и текстов как апотропеев была воспринята из Византии, как можно судить по переводам с греческого языка не только канонических, но и отреченных или ложных текстов, содержавших и магические практики 31. Новые знания сочетались на Руси с собственными традициями такого рода, в которых и ключи, и сосуды, и монеты также употреблялись как обереги и вотивные приношения, в том числе и водной стихии 32. Днепровские пороги, таящие разного рода опасности для судов при их прохождении, безусловно, вызывали стремление обезопасить себя в пути с помощью принесения вотивной жертвы или оберега-апотропея, что широко практиковалось у славянских народов в любых путешествиях.     И все-таки достоверно определить этническую принадлежность инициатора этого приношения, а также связать его с каким-то конкретным эпизодом в историко-культурных или военных контактах того времени вряд ли удастся. Можно, конечно, попытаться заменить одну красивую легенду, когда-то предложенную Олениным, другой, связанной уже с событиями конца XI века.     Так, в правление византийского императора Михаила VII (1071–1078), на которое приходится выпуск младшей монеты клада – анонимного фоллиса класса «Н» (1070– 1075), произошли волнения в Херсоне, в ходе которых был убит катепан – глава византийской администрации города. Эти события датируются либо 1073–1074 годами, либо 1076 годом. Михаил VII обратился тогда за союзной помощью к киевским князьям Святославу и Всеволоду Ярославичам, которые откликнулись на призыв и отправили своих сыновей Глеба и Владимира походом на Корсунь 33. Если связывать клад с этим походом, то он мог быть принесен в жертву днепровской стихии, скорее всего, при возвращении князей в Киев из Херсона, где они могли получить и кувшин, и ключ, и монеты. При этом для русских князей, в отличие от херсонеситов, не имело значения, что монеты обиходные. Однако это не более чем предположение. Примечания 1 Чертков А. Д. Описание войны великого князя Святослава Игоревича против болгар и греков в 967–971 годах. М., 1843. С. 105. 2 Там же. С. 209, 210. 3 Мацулевич Л. А. Серебряная чаша из Керчи. Л., 1926. 4 Там же. С. 30. Примеч. 2. 5 Корзухина Г. Ф. Русские клады IX–XIII вв. М. ; Л., 1954. С. 36, 37. 6 Кропоткин В. В. Клады византийских монет на территории СССР // САИ. 1962. Вып. Е4-4. С. 31. № 154. 7 Медведев И. П. Византийская тема в рукописном наследии А. Н. Оленина // Рукописное наследие деятелей отечественной культуры XVIII–XXI вв. СПб., 2007. С. 15, 16. Черновик письма см.: ОР РНБ. Ф. 542. Ед. хр. 24. Л. 28, 29. 8 Файбисович В. М. Алексей Николаевич Оленин : опыт научной биографии. СПб., 2006. С. 268. В. В. ГУРУЛЕВА, П. Г. ГАЙДУКОВ 9 ОПИ ГИМ. Ф. 445. № 305. Л. 149, 150 об. – письмо; л. 151–153 – виньета и прорисовки вещей из клада. 10 Sabatier J. Description générale des monnaies byzantines frappées sous les empereurs d’Orient, depuis Arcadius jusqu’à la prise de Constantinople par Mahomet II. Paris ; London, 1862. T. 2. P. 142–144, 235, 236. 11 Bellinger A. R. The Anonymous Byzantine Bronze Coinage // NNM. 1928. Vol. 35; Grierson P. Catalogue of the Byzantine Coins in the Dumbarton Oaks Collection and in the Whittemore Collection. Washington, D C., 1973. Vol. 3, pt. 2. P. 634–647. 12 Архив РНБ. Оп. 1. 1852. № 24; АГЭ. Ф. I. Оп. 1. Д. 13. Л. 13. 13 Файбисович В. М. Алексей Николаевич Оленин. С. 370. Примеч. 397. 14 РО РНБ. Ф. 542. Ед. хр. 1026. Л. 1 об. 15 Древности Российского государства : Отделение 1–6. М., 1849–1865. 16 Макаров Н. А. Магические обряды при сокрытии клада на Руси // Советская археология. 1981. № 4. С. 261–264. 17 Корзухина Г. Ф. Русские клады IX–XIII вв. № 30, 77, 91, 98, 103, 125. 18 Наследие византийского Херсона. Севастополь ; Остин, 2011. С. 547, 548. 19 Каргер М. К. Древний Киев : Очерки по истории материальной культуры древнерусского города. М. ; Л., 1958. Т. 1. С. 182. Табл. XX: 2г; Спицын А. А. Отчет о раскопках, произведенных в 1905 г. И. С. Абрамовым в Смоленской губ. // Записки отделения русской и славянской археологии Русского археологического общества. СПб., 1906. Т. 8, вып. 1. С. 188. Рис. 42; Падин В. А. Среднее Подесенье (Трубчевская округа) в VI–V вв. до н. э. – X–XII вв. н. э. по материалам археологических исследований // РусАрх. 2006. URL: http://www. rusarch.ru/padin1.htm (дата обращения: 30.03.2016). См.: глава 6. Некрополи старого Трубчевска. 20 Зечевиħ Е. Србиjа и Византиjа «Глас Господнњи над водама васкрснуħе» // Старовиħ А., Бориħ Брешковиħ Б., Цвеjтиħанин Т., Зечевиħ Е. Народни музеj Златни пресек. Београд, 2013. С. 232, 233. Благодарим А. Е. Мусина за информацию об этой публикации. 21 Благодарим А. Е. Мусина за консультацию по этому вопросу. 22 Ioan. Chrys. De bapt. 2. 23 Залесская В. Н. Прикладное искусство Византии IV–XII веков : опыт атрибуции. СПб., 1997. С. 24. 24 Kekaumenos. Strategikon, § 117. 25 Bendall S., Morrisson C. Byzantine «Medals»: Coins, Amulets and Piety // Byzantine Religious Culture: Studies in Honor of Alice-Mary Talbot / ed. by D. Sullivan, E. Fisher, S. Papaioannou. Leiden ; Boston, 2011. P. 217–238; Morrisson C. Monnaies et amulettes Byzantines à motifs chrétiens // Les savoirs magiques et leur transmission de l’Antiquité à la Renaissance / éd. V. Dasen, J.-M. Spieser. Florence, 2014. P. 409–429. (Micrologus Library 60). 26 Byzantine Magic / ed. by H. Maguire. Washington, D. C., 1995. P. 6. 27 Цит. по: Bendall S., Morrisson C. Byzantine «Medals»: Coins, Amulets and Piety. P. 218. 28 Byzantine Magic. P. 6. 29 Bendall S., Morrisson C. Byzantine «Medals»: Coins, Amulets and Piety. P. 227–229. 30 Антонин. Заметки поклонника Святой Горы // ТКДА. 1861. Т. 3, октябрь. С. 222. 31 Тихонравов Н. С. Памятники отреченной русской литературы. СПб., 1863. Т. 1, 2. 32 Левкиевская Е. Е. Славянский оберег : семантика и структура. М., 2002. 33 Сорочан С. Б., Зубарь В. М., Марченко Л. В. Жизнь и гибель Херсонеса. Харьков, 2000. С. 316–318.

автор Гайдуков П.Г. mailto:russianchange@yandex.ru

Copyright ©2001-2023 В. В. Гурулева (Государственный Эрмитаж), П. Г. Гайдуков (Институт археологии РАН) Все права защищены. Перепечатка без согласия автора запрещена.
Copyright ©2001-2023 Gaidukov P.G., All Rights Reserved Worldwide

Webmaster Mole Man
Наш сайт http://russianchange.ru